Понедельник, ХХI век: Эрнст Блох

Кто из нас не пожимал плечами, услыхав о том, что такой-то знаменитый писатель на Западе восхищается советским строем? Лион Фейхтвангер заканчивает свою книжку «Москва 1937, отчёт о поездке для моих друзей» восторженным «Да, да, да». Немного раньше, накануне убийства Кирова, на Первый съезд Союза советских писателей съехались почётные гости, среди них «большой друг Советского Союза» Андре Мальро. Посылаются приветствия другим друзьям: Ромену Роллану, Бернарду Шоу, Генриху Манну, Андре Жиду. Все они выслушивают или читают в газетах отчёты о съезде, гротескные лозунги, невообразимые глупости, злокачественное враньё, слушают речь Радека, которую сейчас невозможно читать без смеха и отвращения, – и ничего. Клаус Манн, вместе с другими сидевший в Колонном зале, пишет в своих воспоминаниях, уже после войны, что, хотя он и не был почитателем Маркса, но в те годы страшная опасность нависла над миром – тень германского фашизма, и, следовательно, «мы должны были сотрудничать с Россией».

Эти слова многое объясняют. Мысль о том, что конфронтация двух тоталитарных режимов не исключает их родства, словно не приходила в голову – её старательно гонят прочь. Враг моего врага –мой друг; тем сильнее хочется в него верить. Социализм есть царство социальной справедливости, этого достаточно. Правда, в конце 30-х годов светлый образ как будто начинает покрываться рябью. Но война и победа над Гитлером поднимают престиж Сталина и Советской России на небывалую высоту. Отрезвление пришло лишь в середине века.

После того как повалился весь или почти весь лагерь социализма вчерашняя левая интеллигенция Западной Европы почувствовала себя в положении погорельцев, и учёные дискуссии, которые всё ещё идут на эту тему, похожи на маханье кулаками после драки.

Как быть с великими именами, с наставниками, учившими чтить идеал общественной справедливости, презирать мир наживы и веровать в истину социализма? Сызнова ставится вопрос об ответственности жрецов искусства, тех, кто поддерживал своим авторитетом несбыточную утопическую идею.

«То, что является преимуществом писателя, подчас становится пороком для политика; гений, создавший великую книгу, в реальной жизни может принести великое несчастье». Эти слова Токвиля недавно скончавшийся немецкий историк и консервативный публицист Йоахим Фест сделал эпиграфом к одной из глав своей книги «Развеянный сон. Конец утопического века». Глава посвяшена Эрнсту Блоху.

Кто был Блох? Давно пора было бы издать его по-русски, но перевести главный труд Блоха «Das Prinzip Hoffnung» трудно, начиная с названия: «Принцип Надежда». Подразумевается не более и не менее как надежда всех людей, человечества в целом.

Огромное сочинение представляет собой и философский трактат, и что-то вроде рапсодии или поэмы в прозе; его можно сравнить с произвелениями Ницше, которому Блох отнюдь не следовал, – своим учителем он считал Маркса.

В 1933 году 48-летний философ, еврей, бежал из гитлеровской Германии в Швейцарию, оттуда перекочевал в Америку, где и работал над своим трёхтомным трудом, одной из самых завораживающих книг минувшего века. После войны вернулся, причём в Восточную Германию, занял кафедру в Лейпциге. Блох был превосходным лектором, блестящим говоруном, одним их тех, кто живёт в созданном им замкнутом мире идей, похожем на роскошный заоблачный замок, над которым, однако, реял флаг «первого социалистического государства на немецкой земле». Президент ГДР Вильгельм Пик наградил Блоха орденом. В газете «Neues Deutschland» появилось заявление Эрнста Блоха: «Я с гневом узнал о том, что реваншисты в Западной Германии хотят использовать моё имя в своих тёмных делишках... я стою на стороне социализма, на почве Германской Демократической Республики, где поставлена гуманистическая цель диквидировать эксплуатацию человека человеком».

Но потом начались неприятности, не желавшего шагать в ногу профессора отставили от должности; кончилось тем, что он эмигрировал, на этот раз в Федеративную республику. Там вышел в свет его труд. Блох получил кафедру в Тюбингене и престижную премию. Там же, в Тюбингене, в 1977 году он и умер в возрасте 92 лет.

Философия Эрнста Блоха представляет собой попытку соединить Гегеля (и через него Маркса) с иудейско-христианской утопией Царства Божьего на земле и привести всё вместе в единую систему при помощи диалектического материализма. Природа и общество устроены сходным образом и, развиваясь, в конце концов преодолеют своё несовершенство. Развитие совершается путём революционных потрясений, человек победит социальное отчуждение, и тогда – что будет тогда? 1600-страничная библия Блоха, обетование надежды, заканчивается такими словами (перевод автора статьи):

«Человек всё ещё живёт в своей предыистории, собственно говоря, до сотворения мира, подлинного мира. Настоящая Книга Бытия пишется не в начале, а в конце – когда общество и бытиё станут радикальными в буквальном смысле слова, то есть доберутся до самых корней. Корень же истории есть трудящийся, творящий, преобразующий и преодолеваюший навязываемую ему реальность человек, и когда он овладеет собой и утвердит себя и своё достояние без отчуждения, без уступок своих прав в подлинной демократии, – в мире появится то, что, мнится, осталось в детстве – земля, где никто ещё никогда не бывал: Родина».

Блоха уже давно нет в живых, нет и Сартра, верившего в третий путь, нет многих и славных, а их ученики и последователи сидят вокруг пепелища. Праздник утопической мысли отшумел, и нужно довольствоваться скучной обыденщиной, суровой прозой. Скучно жить в обществе, где задают тон не мечтатели, художники мысли и пророки, а бизнесмены, тошно просыпаться утром в понедельник, когда за окнами брезжит двадцать первый век. Этот век будет изживать собственные заблуждения. Вернётся ли он когда-нибудь к видению рая на земле?