Другой


Ты должен меня выслушать – я обращаюсь к тебе, не к кому-нибудь. Вряд ли ты обрадуешься, узнав, что разоблачить тебя оказалось не таким уж сложным делом.

Ты ведёшь совершенно другой образ жизни, вращаешься в чуждой мне среде, иначе одеваешься, ты другой человек. Я знал это, и если решился проделать эксперимент, о котором сейчас расскажу, то лишь для того, чтобы лишний раз убедиться в этом. Буду краток. Потратив полчаса на перелистывание телефонного справочника, я в конце концов остановился на конторе со скромным названием «XY. Розыск и наблюдение». Договорился о визите. Вылез из машины: жилой дом, ничем не примечательный, сбоку от двери, на щите с кнопками звонков нахожу нужную табличку. На минуту меня охватили сомнения; даже страх; было очевидно, не правда ли, что я ввязываюсь в сомнительную авантюру. Ты усмехнёшься. Ошибаешься, приятель: это была боязнь изобличить себя, а не тебя. Потоптавшись перед подъездом (и чуть было не повернув назад), нажимаю на звонок, вхожу, еду в лифте на пятый этаж.

Секретарша ввела меня в кабинет, где сидел человек с не запоминающейся внешностью, что отвечало его профессии, – видимо, тот самый Икс Игрек. Над креслом висел, как принято, портрет основателя фирмы: респектабельный господин с трубкой, в клетчатом кепи. Или это был сам великий Шерлок Холмс?

Я объяснил, чего я хочу, протянул фотографию, человек с засекреченным именем, директор конторы или кто он там был, взглянул на фото, взглянул на меня, не выказал удивления, лишь слегка приподнял бровь. Выслушав с профессиональной благожелательностью моё поручение, задал несколько деловых вопросов и попросил заполнить анкету. Я спросил, обязательно ли сообщать моё имя и прочее. Он развёл руками. Я пожалел, что пришёл сюда. Мне захотелось встать и уйти. Человек вздохнул. «В крайнем случае, – проговорил он, – вы можете проставить вымышленное имя, в порядке исключения. Ведь ваш случай, если я правильно понял, сам по себе представляет исключение».

«Нет, – возразил я, – если вы думаете, что это я, вы ошибаетесь. Это другой человек».

«Угу. Вот как. Ну что ж».

С этими словами он принялся составлять смету – предварительную, сказал он. Возможны дополнительные расходы. Естественно, я не стал любопытствовать, как они примутся за дело, кто будет этим заниматься. Такая профессия требует конспирации (Позже выяснилось, что единственный сотрудник, не считая секретарши, – сам заведующий).

«Итак...» Хозяин постукивал пальцами по столу, поглядывал на меня, словно ждал, что заказчик передумает.

Я подписал договор, и мы обменялись рукопожатием.

Теперь пора сказать несколько слов о себе. Это необходимо, чтобы ты понял: между нами нет ничего общего. Почему я набрёл на странную мысль поручить частному детективному бюро следить за мной? Ответ прост: потому что сам я не могу за собой уследить. Итак, кто я такой: я человек вполне заурядный. Живу тихо, незаметно, мало с кем вижусь; с женщинами дела не имею, старые друзья всё реже дают о себе знать, да и я звоню им нечасто. Это можно объяснить возрастом. В конце концов, все мы понемногу стареем, а что такое старость, как не желание уйти в свою раковину.

Мне 59 лет. Лет двадцать тому назад, во времена экономической депрессии, когда с моим дипломом некуда было сунуться, я набрёл на малооплачиваемое местечко в районной библиотеке, временное, как я думал; да так и остался там. Через несколько лет стал заведующим. Работа меня вполне удовлетворяет. Я уже сказал, что живу один. После нескольких лет брака моя жена меня бросила, причём откровенно объяснила (за что я ей благодарен), что дело даже не том, что я мало зарабатываю, не стараюсь продвинуться по службе (а какое может быть продвижение в библиотеке?), что я вялый, пассивный, неинтересный человек. А в чём же дело? Оказывается, я не удовлетворяю её как мужчина. Вероятно, она приготовилась к бурному объяснению, ожидала, что я осыплю её упреками. Но я как-то не нашёлся, что сказать, у меня словно отнялся язык; по своей наивности я ничего такого не подозревал. Да и что можно возразить, коли она приняла окончательное решение. Я даже не нашёл в себе силы спросить, кто же этот счастливец, который увёл её от меня. Мы постарались не доводить дело до бракоразводного процесса. Детей у нас нет. Две беременности были прерваны, тут же она призналась мне, что оба раза забеременела не от меня. Одним словом, старая история – и уже подёрнулась пеплом. Задним числом я думаю, что даже к лучшему. Я поступил с моей бывшей женой так, как она этого заслуживает: вычеркнул её из своей жизни.

Вечерами я сижу в моей берлоге: у меня уютная, хоть и несколько запущенная квартира. Слушаю музыку или читаю детективные романы. Читаю я обыкновенно так: прочту две-три страницы, а потом заглядываю в конец, чтобы узнать, кто убил. И после этого возвращаюсь к началу, читаю подряд, внутренне посмеиваясь над полицейским комиссаром: дескать, ты тут тычешься туда-сюда, ходишь вокруг да около, а мне уже всё известно. Но скоро это надоедает, я слоняюсь из угла в угол, идти некуда. Вообще я по своему характеру домосед. Пойми это, наконец: мой образ жизни меня вполне устраивает. Я домосед и отшельник, поздние прогулки, сомнительные кафе, амурные приключения и всё такое меня нисколько не привлекают, я человек брезгливый и, признаюсь, боязливый. Одиночество? Я не страдаю от одиночества! И даю тебе честное слово, если бы не бессонница, я был бы вполне доволен свей жизнью.

Можно страдать нарушениями сна, а можно, как я, испытывать страх перед бессонницей. Может быть, я и уснул бы. Но я боюсь лечь, начнутся разные мысли, ночью вообще всё кажется хуже, чем оно есть на самом деле, – и вот я сижу в кресле до тех пор, пока не почувствую, что у меня уже просто нет сил подняться, чтобы итти в постель. Читать я не могу, музыку не воспринимаю, в квартире цепенеет тишина, горит свет в люстре, странный, раздражающий, словно зуд, геморроидальный свет. Наконец, я встаю, иду в прихожую, чтобы выключить там свет, и возвращаюсь с намерением отправиться на покой, но кресло притягивает меня. Я чувствую, что у меня отвисла челюсть, глаза потускнели, я вперяюсь в экран, там текут, сменяясь, картины Земли, какой она предстаёт из космоса: огромный неспящий мозг. Плывут океаны и материки, словно туманные мысли. Еле слышно звучит ночная электронная музыка. А иногда появляются люди: на прошлой неделе, например, я неожиданно увидел до странности похожее лицо женщины. Похожее на кого? На мою бывшую супругу, разумеется.

С великим трудом я поднялся и отыскал в записной книжке её номер. Звоню: длинные гудки, никто не подходит.

Наконец, щелчок, голос из телефонных недр.

Вероятно, она подняла голову с подушки, там, в бывшей нашей спальне; спит, конечно, не одна. Или вышла в другую комнату, стоит с голыми ногами, в короткой рубашке, тёплая, источающая аромат сна.

«Алло...»

Извиняюсь за то, что её потревожил.

«А, это ты».

Объясняю, что видел её только что по телевидению.

Она ничего не понимает. Какое телевидение?

«Извини. Я только что...» В самом деле, нелепость. Зачем надо было звонить, напоминать о себе? Я изгнал её из памяти.

Вернувшись, я сгоняю тебя с моего места (какая наглость), плюхаюсь в кресло, экран дрожит, снизу вверх пробегает серебряная зыбь, шорохи, шелесты, все передачи закончились. Что делать?

Вероятно, я всё-таки успеваю соснуть. На рассвете мне снятся сны. Однажды приснилось, что я иду по переулку. Что-то знакомое, но где именно, не могу понять. В домах тёмно, едва тлеют лиловые луны фонарей – во всей округе упало напряжение тока. Постукивают чьи-то шаги. Я догадываюсь, что это я сам иду по пустынному переулку, куда-то направляюсь, но куда? Между тем светлеет, небо над мёртвым городом разгорается оловянным огнём, в окнах отразилось сияние, и я вижу, подойдя к окну, что, действительно, наступило утро.

В понедельник, как было договорено, меня известили о том, что материал готов.

Я вошёл, сопровождаемый секретаршей, в кабинет. Это был мой второй и, надеюсь, последний визит к владельцу конторы «Розыск и наблюдение». Икс Игрек поднялся навстречу и пожал мне руку. Мы немного поговорили о том, о сём. Затем заказчику было предложено занять место за круглым столиком в углу кабинета. Детектив вынул из пакета и разложил фотографии. Я разглядывал снимки, выполненные с большим искусством, в различных ракурсах, издалека, вблизи, даже сверху.

«Не торопитесь, сравните, – сказал он, возвращая мне фотокарточку, которую я представил при первом визите. – Если, – добавил он, ­– вас не удовлетворяет качество, можно продолжить расследование».

Я ответил, что качество фотографий меня вполне устраивает, сложил всё в пакет и попросил продемонстрировать фильм.

Директор бюро достал из сейфа кассету. Секретарша, особа неопределённых лет и, я бы сказал, неопределённого пола, немая, как рыба, задёрнула шторы на окнах. В темноте я с трудом различал лицо человека, чьё настоящее имя так и осталось неизвестным. Было ли у него имя вообще? Не хочу ничего об этом знать. Наступила пауза; сыщик медлил. В чём дело? Он осторожно спросил, не предпочитаю ли я просмотреть фильм у себя дома. Если нужно, фирма предоставит в моё распоряжение необходимое оборудование.

«Почему не сразу же, не здесь?»

«Если окажется, что качество вас не удовлетворяет, или если информация недостаточна, можно повторить расследование»

«Да, но я не понимаю...»

«Дома гораздо спокойней, вы сможете не торопясь, без свидетелей...»

«Я вас задерживаю?»

«О, нисколько. Наше время принадлежит нашим заказчикам».

«Тогда в чём же дело?»

«Видите ли, – сказал он, – вы всё-таки необычный клиент...»

«Какая разница, я готов заплатить за всё», – сказал я, теряя терпение.

«Конечно, конечно. Прошу понять меня правильно, речь вовсе не идёт о гонораре. Но расследование потребовало, если можно так выразиться, применения необычных методов...»

«Ваши методы меня не интересуют. Мне важен результат».

«Вот именно. Вот именно! – подхватил Икс. – Речь идёт о результате. Об информации, которую, как я надеюсь, нам удалось получить с исчерпывающей полнотой».

«Прекрасно, я сгораю от любопытства»

«Я бы хотел всё-таки вас предостеречь. В нашей практике бывают случаи, когда клиенты оказываются настолько потрясены разоблачениями, что... Короче говоря, я полагал, что ознакомиться с информацией – не говоря уже о выводах, которые вы сделаете из неё, – лучше в домашней, привычной обстановке. В условиях, так сказать, щадящих психику...»

«Благодарю за заботу, – сказал я холодно. – Включайте».

Короткий вздох, после чего рулон неслышно развернулся – белое полотно закрыло мистера Холмса. Владелец конторы «Розыск и наблюдение» стоял за моей спиной.

Я увидел подъезд моего дома и уходящий вдаль переулок. Собственно, это и был переулок, который я видел во сне. Видимость не очень хорошая, так как съёмка происходила ночью.

Икс Игрек навис надо мной.

«Мы пользуемся высокочувствительной плёнкой», – сказал он.

Из подъезда вышел человек и остановился, озираясь. Человек, по первому впечатлению, похожий на меня.

«Это он!» – сказал я с торжеством.

«Вы уверены?» – спросил Икс.

Конечно, я был уверен. Ты притворился мною, но костюм выдал тебя. На тебе был... словом, неважно, как ты был одет, главное, что я никогда так не одеваюсь. Я уселся поудобнее в кресле. Секретарша (интересно, откуда она взялась? Хорошо помню, что она вышла из кабинета) молча поставила передо мной виски со льдом и содой. Я отхлебнул из стакана. Я потирал руки от удовольствия. Подкатило такси, ты уселся рядом с шофёром. Детектив, как можно было догадаться, ехал за тобой в другой машине. В этот час улицы были безлюдны. Кажется, ты заметил, что тебя преследуют, таксист прибавил скорость, машина пронеслась под красным оком светофора, резко затормозила, чуть не столкнувшись с машиной, шедшей наперерез, помчалась дальше. Икс сказал, что кусок плёнки пришлось вырезать, «мы упустили объект». Удалось нагнать тебя где-то на окраине; тусклые улочки, тёмные дома снова напомнили мне мёртвый город моего сна. Я поднёс к губам стакан. Такси остановилось перед ярко тлеющей в темноте неоновой вывеской. Вокруг входа бежали цветные огоньки. Поблескивали лужи. Шёл дождь. Вылезая из машины, ты снова поглядел по сторонам.

Изображение погасло. Вспыхнула настольная лампа.

«Что-нибудь случилось?» – спросил я, загородясь ладонью от света.

«Мне показалось, – директор кашлянул, – что вы хотите остановиться».

Опять! Я был вне себя.

«Позволю себе заметить, тут есть кое-какие неожиданности. Я не имею права давать советы. Может быть, вам стоит предварительно проконсультироваться...»

«С кем?»

Я отхлебнул из стакана. Сеанс возобновился.

Нужно отдать должное его квалификации. Вернее сказать, его пронырливости. Он-таки постарался. Ну и, конечно, все эти новшества, миниатюрные камеры, инфракрасная съёмка, уж не знаю, что там ещё применяется. Было хорошо видно, как ты спускаешься по лестнице в подвал, швейцар в галунах суетится перед тобой, опускает в карман небрежно брошенную купюру. Догадываюсь, что и от соглядатая он получил щедрую мзду.

Вслед за гостем камера миновала переднюю, ты вошёл в полутёмный зал, вдоль стен были расставлены столики со свечами, почти все пустовали.

Я спросил: озвучена ли плёнка?

«Да, конечно. Но до сих пор, я думаю, звук был не нужен. Пожалуйста». И тотчас донеслись аккорды гитары, рулады саксофона, музыканты на эстраде настраивали инструменты. Всё смолкло, были слышны приглушенные реплики, журчащий женский смех. Зал наполнялся. Вдруг грянуло, завыло, забряцало, пары качались и извивались перед эстрадой, полунагие дамы – персонал заведения – танцовали с посетителями. Тебя нигде не было видно.

«Мы его тоже потеряли», – сказал владелец конторы, по-прежнему называя себя во множественном числе, словно хотел снять с себя ответственность.

Ответственность – за что? Меня так и подмывало сказать ему: да брось ты. Я ведь прекрасно понимаю, что ты обо мне думаешь. Ты считаешь меня ненормальным.

Икс сказал: «Однако нашли».

Камера двигалась по коридору. На дверях висели картинки: цветочки, рыбки, детские физиономии. Остановились перед девочкой, прикрывавшей голую попку; видимо, детектив успел навести справки. Дверь поехала, кто-то показался из комнаты, поспешно прикрыл лицо ладонью.

«Остановите», – сказал я.

«Это не вы».

«Перестаньте, причём тут я?.. Остановите плёнку. Нет, – сказал я. – Это не он».

Неизвестный шёл по коридору, пропал за поворотом.

«Ну что ж, – проговорил я, потягиваясь. – Всё ясно».

«Я вижу, что вы устали. Но фильм не кончен».

«Достаточно, – сказал я и хотел встать. – Вы старались меня отговорить, а теперь хотите, чтобы я досматривал до конца. Включите свет. Заказ выполнен, я вполне доволен».

«Что вы делали вечером?»

«Вечером? – спросил я, сбитый с толку. – Причём тут...»

«Да. Что вы делали поздно вечером в воскресенье?»

Я пожал плечами. Что я делал... Ничего; то же, что всегда. Сидел дома. Сражался с бессонницей.

«Вы уверены, что вы никуда не выходили?»

«Почему вас это интересует?»

«Мне кажется, – сказал он, – это и вас должно интересовать. Итак, вы утверждаете, что провели всё ночь у себя, никуда не выходили из дома?»

«Вы что, ведёте следствие?» Я усмехнулся.

«Может быть. Вы не ответили на мой вопрос».

«Да, да, да. Абсолютно уверен».

«И никто к вам не заходил?»

Владелец бюро полусидел на столике передо мной, ждал ответа. Подумав, я сказал:

«Приходится экономить электричество. Я увидел, что горит свет в прихожей. Пошёл и погасил. А когда вернулся в комнату, он (я показал на угасший экран) сидел в моём кресле. Мне, конечно, пришлось его вытурить...»

«Так, – сказал Икс. – Значит, он приходил к вам. А кто он, собственно?»

«Но ведь я уже вам говорил. Другой человек».

«Позвольте задать вам ещё один вопрос. Не кажется ли вам, то есть не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что другой – это вы?»

«Послушайте...» – проговорил я.

«Сейчас объясню. Тот, кого вы считаете другим, на самом деле вы, а вы, в свою очередь, тот другой».

Я ничего не мог ответить, что-то сбилось в моей голове. Хозяин конторы продолжал:

«Я не посягаю на вашу гипотезу. Хотя это всего лишь гипотеза, не так ли? Я просто хочу предложить вам, раз уж вы настояли на том, чтобы просмотреть плёнку здесь, а не у себя дома... предложить ознакомиться с информацией до конца. Собственно говоря, вам всё это должно быть известно, в таком случае наши сведения помогут вам освежить вашу память».

Он потушил настольную лампу.

«Вам как неспециалисту я должен пояснить, что в некоторых особых случаях, и, разумеется, с большой осторожностью, без какого-либо риска для клиента, мы пользуемся техникой внутреннего расследования, поэтому не удивляйтесь, если...»

Я спросил, что значит «внутреннего».

«Это долго объяснять. Впрочем, в тексте договора это оговорено, вы, очевидно, не обратили внимания... Речь идёт, ну что ли, о проникновении, разумеется, очень ограниченном, в психику».

«Вы имеете в виду...?»

«Совершенно верно. Объективация сознания, в данном случае вашего».

«Но, позвольте, – сказал я. – Это же нонсенс, прочесть чужие мысли невозможно».

«Мы с вами вторглись в область философии. Это не по моей части. Но, раз уж об этом зашла речь, разрешите вам напомнить, что в конце концов у всех нас есть средство приобщиться так или иначе к чужой психике».

«Какое же это средство?»

«Язык. Мысль не существует вне языка. Нам приходится облекать наши мысли и чувства в слова, а слова принадлежат всем. Когда вы говорите: у меня болит голова, все понимают, что это значит. Когда человек раздумывает о том, что происходит у него в душе, он опять-таки пользуется общепонятным языком. Иначе говоря, даёт возможность другим подсмотреть, что у него внутри... Но, я думаю, нам пора вернуться к демонстрации. Сейчас вы всё увидите».

Коридор опустел. Дверь со скабрёзной картинкой осталась приоткрытой. Камера проникла в комнату. И что же я увидел? Широкую кровать, где хватило бы места для троих, плафон в виде чудовищного красного цветка над изголовьем, и в багровой полутьме женщину под розовым одеялом, с распущенными волосами и голыми руками.

«Что, язык отнялся? Закрой дверь. Так и знала, что ты придёшь...»

«Поздравляю, – сказал я. – Вот ты где приземлилась».

«Да, – а ты думал, где?»

Я было хотел возразить, она перебила меня.

«Это я у тебя хочу спросить, как это ты, друг милый, очутился в борделе! А впрочем, почему бы и нет».

Я молчал.

«Ты зачем пришёл, – если по делу, то давай, снимай штаны. А если хочешь опять выяснять отношения, то извини, у меня свободного времени нет. Ну?» – и она сбросила одеяло, бесстыдно развела ноги. Стиснув зубы, чувствуя, как всё во мне закипает, я оглядывал мою жену с головы до ног, с ног до головы.

«Не хочешь, как хочешь. Брезгуешь, что ли? – Повела бровью и натянула одеяло на живот. – Небось денег жалко. Я тебя знаю. Ты всегда был скупердяем».

Я стоял и смотрел на неё.

«Наверно, полным импотентом стал, чего ж тогда притащился... А, понимаю: поэтому и пришёл. Ну давай, я тебе помогу. Снимай тряпьё, живо. У-у, бедненький, – запела она. – Миленький. Такой одинокий. Иди ко мне».

«Ах ты, сука». Я произнёс это почти вполголоса.

Она прищурилась. «Что я слышу? Такой воспитанный, тихоня, и вдруг такие выражения, айяйяй...»

«Дрянь, подстилка! – закричал я. – Я тебя проучу! А ну, подымайся!» Я подбежал к постели и схватил её за руку.

По-видимому, она страшно испугалась, что-то лепетала.

Я подобрал что там лежало и швырнул ей.

«Одевайся, блядища...»

«Куда, куда?» – бормотала она.

«Домой, – сказал я зловеще. – Там поговорим...»

«Послушайте, – проговорил я, – ведь этого не может быть».

«Почему же, – возразил владелец бюро. – Такие случаи известны».

«Вы хотите сказать: это болезнь?»

«Я не медик. Но иногда трудно провести границу между заболеванием и... и обогащением, если хотите».

«Что вы имеете в виду?»

«Две индивидуальности. Разные судьбы. Вместо того, чтобы вести тусклое существование обыкновенного, заурядного человека, жить в своём единственном “я”, словно в клетке, надоесть самому себе...».

«Вы хотите сказать...»

«Да. Именно это я и хочу сказать. – Мы вышли из кабинета. Со стула поднялась каменная секретарша, уступая место шефу. – Сидите, – сказал он, – я провожу г-на N до машины».

«Прошлый раз мне повезло, я нашёл местечко перед домом», – сказал я.

«Я провожу вас».

Он продолжал:

«Вы можете гордиться. Жить двумя жизнями, носить в своём теле двух разных людей – это доступно лишь особым, избранным натурам».

«Но ведь они не знают друг о друге. Какое же тут может быть преимущество?».

«Огромное. Каждый считает своё второе „я“ другим человеком. И, может быть, к лучшему. Так удобнее. Своего рода приспособительный механизм психики. Впрочем, я не специалист».

Мы вышли из подъезда и зашагали к площади, где мне пришлось оставить машину.

«Я думаю, вы сами ещё не осознали, что всё это значит. Оба ваших „я“ живут в неодинаковом времени. Сколько у вас комнат?»

«Две, – сказал я, – гостиная и спальня».

«Прекрасно. Так вот, представьте себе, что в обеих комнатах вашей квартиры висят часы, которые показывают разное время и при этом идут правильно».

«В какой же из двух мы сейчас с вами находимся? С кем вы разговариваете?»

«Вам лучше знать. Но, думаю, с тем, кто проводит вечера у себя дома, а не с тем, кто отправился на поиски своей бывшей жены и так невежливо обошёлся с ней, увидев её в публичном доме».

«Послушайте... – проговорил я, глядя по сторонам. – А где же она?»

«Супруга?»

«Да нет же. Моя машина! Она стояла на этом месте».

«Гм, – пожал плечами директор конторы, – вероятно, на ней уехал тот, другой».

«Но ведь, логически рассуждая, у него должна быть и другая машина!»

«Не думаю. Вы живёте в одном теле и в одной и той же квартире. У вас общая машина и общая жена. Логично, не правда ли? Всего доброго, – сказал директор. – Вы получите счёт в ближайшие дни».