Интервью с призраком: Луи Селин

Люсетт Альманзор, будущая мадам Детуш, познакомилась с Селином, когда ей было 18 лет, ему сорок один. В год, когда она родилась, он вступил в кавалерийский кирасирский полк. Мировая война началась, когда Люсетт было два года. Селин (в то время ещё не носивший этого имени) вместе со своим полком оказался во Фландрии, был ранен и контужен, получил Военный крест и медаль. Был признан негодным к военной службе, получал пенсию как инвалид войны. В Лондоне, где он служил во французском консульстве, женился на девушке из бара. Брак был недействителен и по формальным причинам, и фактически. Селин отправился в Камерун, бывшее германское владение в Центральной Африке, оккупированное войсками Антанты, на должность надзирателя за плантациями, перенёс там несколько приступов тропической малярии, заболел амёбной дизентерией, вернулся. Вступил в брак с дочерью профессора-медика, директора медицинской школы в Ренне. В З0 лет получил диплом врача и расстался со второй женой. Работал в комиссии по вопросам гигиены при Лиге Наций, мотался по разным странам. Осенью 1932 года выпустил роман «Путешествие на край ночи». К этому времени связь с Люсетт длилась уже почти два года; бракосочетание официально состоялось в 40-х годах.

Через сорок с лишним лет после смерти Луи Селина 90-летняя женщина решилась обнародовать свои воспоминания о человеке, с которым прожила почти четверть века. Собственно, это не мемуары в обычном смысле, а слегка обработанная запись рассказов вдовы Селина своей бывшей ученице Веронике Робер. (Luсеttе Destouches. Céline secret. P. 2003. Люсетт Детуш была в юности танцовщицей, позднее основала школу профессионального танца). Беседы ведутся то в сквере на острове Сен-Луи посреди Сены, то в Дьеппе, где у Люсетт имеется вторая квартира, то в сауне, то в автомобиле. Старая дама сидит за рулём, машина кружит по улицам и набережным Парижа.

Итак, Селин... Имя, которому кое чем обязана наша память. Известная притча о леопардах, периодически опустошающих храм, чтобы в конце концов их набег стал частью некоего ритуала, вспоминается всякий раз, когда заходит речь о покушении на традицию. Взлом литературной парадигмы, писательство против всяких правил и традиций – сами по себе часть традиции. «Путешествие на край ночи», первое (точнее, первым опубликованное) и, бесспорно, лучшее художественное произведение Луи-Фердинанда Детуша, выбравшего в качестве псевдонима женское имя в честь матери и бабушки, было написано, когда автор работал врачом в квартале Клиши. Отвергнутый Галлимаром, роман был выпущен малоизвестным издательством Деноэль и Стил, чуть было не получил Гонкуровскую премию и сразу сделал автора знаменитостью. Последовали многочисленные интервью, переводы на другие языки, литературные поездки. Писатель выпустил ещё один роман, «Смерть в кредит», встреченный значительно холоднее. В Москве журнал «Интернациональная литература» поместил отрывок из «Путешествия на край ночи», а затем вышел в свет и весь роман в переводе Эльзы Триоле; считалось, что роман, написанный от имени некоего Бардамю, сначала студента, затем врача, разоблачает гибнущий буржуазный мир; на самом деле Селин разоблачал человечество. Спустя два года он посетил Советский Союз. Почти в это же время (лето 1936 г.) поглядеть на страну, где занималась заря социализма, прибыл Андре Жид. Но Жид был несравненно более авторитетной фигурой, его визит, как и то, что последовало за этим визитом, привлёк всеобщее внимание. Приезд Селина остался малоизвестным эпизодом, но оставил след в обширном памфлете «Bagatelles pour un massacre», который вызвал почти такой же шум, как и «Путешествие на край ночи», – правда, это была сенсация уже другого рода. Название обычно переводится по-русски как «Безделицы для погрома». Перевод неудачен, так как речь в этом сочинении идёт не о еврейском погроме, а о бойне, которую будто бы устроили в Европе сами евреи.

За «Безделицами» появились ещё два произведения в этом же роде; Селин продолжал врачебную деятельность, война и немецкая оккупация мало что изменили в его жизни. Он жил с Люсетт в скверной квартире на Монмартре (на улице Лепик) в окружении кошек и собак, много писал, давал интервью газетам худшего толка, публиковал открытые письма, выражал симпатии оккупантам и проклинал евреев. В «Первом парижском дневнике» Эрнста Юнгера (который находился при штабе командующего оккупационными силами во Франции) есть запись от 7 декабря 1941 года. Юнгер встретился с Селином в Германском институте. «Высокий, костлявый, несколько неуклюжий, но оживляется, когда вступаешь с ним в разговор. Впрочем, это не беседа, а монолог. Глаза устремлены внутрь и мерцают из каких-то глубин – взор маньяка. Он ни на что не обращает внимания, он прикован взглядом к неведомой цели. “Смерть всегда рядом со мной” – и показывает пальцем на место рядом с креслом на полу, словно там сидит собака. Он недоумевает, протестует – почему мы, солдаты, не расстреливаем, не вешаем, не истребляем евреев, почему люди, у которых в руках штыки, не используют их на все сто процентов. “Если бы в Париж пришли большевики, они бы вас научили, как надо прочёсывать всё население, дом за домом, квартал за кварталом. Будь у меня штык, я бы знал, что с ним делать”».

«Было поучительно (продолжает Юнгер) слушать, как он бушевал. Битых два часа подряд из него извергалась чудовищная энергия нигилизма. Такие люди слышат одну единственную мелодию, на зато она пронизывает всё их существо. Они похожи на стальные машины, которые прут вперёд, пока их не выведут из строя».

Остаётся под вопросом, в какой мере Селин был искренен. Что было убеждением в его эскападах и что – патологическим фиглярством в духе Фёдора Павловича Карамазова, провокацией, столь характерной и для его писаний.

Шестого июня 1944 г. произошло вторжение в Нормандию, союзники начали медленно, но верно продвигаться внутрь страны. Наконец, фронт приблизился к Парижу – ничего другого не оставалось, как бежать. Вместе с Люсетт, с толстым тигроподобным котом Бебером Селин оказался сперва в Баден-Бадене, потом на севере Германии, наконец, присоединился к французской колонии в городке Зигмаринген на юго-западе страны. Здесь нашло приют бежавшее из Виши правительство Петена во главе с самим маршалом, собрались французские коллаборационисты различных рангов и вообще всякий сброд. С великим трудом Люсетт и Луи, которого на родине ожидали судебный процесс и, возможно, смертный приговор, добрались до Копенгагена: там жила приятельница Селина, у которой они и поселились. Зимой 45 года датская полиция арестовала супругов. Люсетт вскоре выпустили, а Селин просидел в копенгагенской Западной тюрьме весь 46-й и половину 47 года.

Он вышел оттуда полубезумным, разрушенным человеком, передвигался с палкой и был одет как клошар. Таким его увидели зрители в Париже и за границей, в телевизионном фильме-интервью, снятом позднее, в 1956 году. Собственно, никакой диалог (как заметил и Юнгер) был невозможен; начав говорить, Селин не мог остановиться, жаловался на своих преследователей, клеймил врагов и изрыгал проклятья всему миру. Внешне дело обстояло так: по обвинению в сотрудничестве с оккупационным режимом, в измене родине и проповеди расовой ненависти парижская Судебная палата заочно приговорила Луи-Фердинанда Детуша к одному году тюремного заключения, денежному штрафу и конфискации половины имущества; несколько именитых писателей вступились за Селина; он был амнистирован и в июле 1951 г. вернулся во Францию. На деньги, вырученные Люсетт за продажу принадлежавшего ей крестьянского двора, купили дом в Медоне близ Парижа. (Там и был снят телефильм). Селин безвозмездно лечил бедняков, написал ещё несколько романов и умер в возрасте 65 лет от церебрального инсульта 1 июля 1961 года. Постепенно его репутация юдофоба и коллаборациониста отступила перед славой писателя, который теперь, по крайней мере во Франции, числится классиком.

Далеко не всё из того, о чём здесь кратко сказано, можно почерпнуть из воспоминаний Люсетт Детуш. Далеко не всё в её рассказах заслуживает доверия. О многом она попросту – и, очевидно, сознательно – умалчивает. Книгу читать очень интересно. Не только потому, что это – свидетельство, пусть запоздалое, женщины, вместе с Селином прошедшей его мучительный, позорный и трагический путь и знавшей его, может быть, лучше, чем кто-либо, – в этом смысле книжка драгоценна. Но и потому, что сама Люсетт постепенно превратилась в персонаж книг Селина. Другими словами, стала похожа на него самого. Ведь Селин – главное и по существу единственное действующее лицо своей хаотичной, сомнамбулически-сумрачной прозы.

Часто говорят о том, что Селин реформировал французский или даже европейский роман. Я так не думаю. Селин разрушил роман. Совершенно так же, как он разрушил себя. Сумбурные многостраничные тексты, называемые романами Луи Селина, невозможно отнести к этому, да и к какому-либо иному жанру; непрерывное словоизвержение наводит на мысль о дезинтеграции личности. Селин отказался от сколько-нибудь связного повествования, от композиции, от логики и дисциплины. Ничего общего с традицией классиков XVII–XVIII веков, на которую уверенно ориентируется французская литература, с линией, блестяще продолженной его современниками – Жидом, Камю, Мориаком, Жюльеном Грином.

Читатели первой книги Селина были удивлены, когда оказывалось, что «в жизни» автор подчас умеет говорить вполне нормальным и даже по-своему изысканным языком. Начиная с «Путешествия на край ночи» и «Смерти в кредит» и кончая поздней трилогией о странствии через гибнущую под бомбами Германию («Из замка в замок», «Север», «Ригодон»), – всё это, кстати, переведено сейчас на русский язык, – во французскую литературу ворвался не то чтобы язык толпы, но грязный жаргон злачных мест и подворотен. Переводить Селина нелегко уже потому, что арго социального дна 20-х или 30-х годов минувшего века устарело, не все эти речения понятны даже сегодняшнему французу. Подлинный же секрет состоит в том, что писатель отнюдь не «захлебнулся в выгребной яме», по смачному выражению поэта-сюрреалиста Б. Перé. В лучших своих творениях Селин сумел сделать свою речь явлением искусства. В ней зазвучала неожиданная музыка, синкопированная, завораживающая и одуряющая, как наркотик, музыка джаза.

Великим писателем его не назовёшь – вот уж нет. Чем дальше от нас его эпоха, тем это становится очевидней, вопреки новому культу Селина. Но мы не зря вспомнили притчу о леопардах. Селин породил новую традицию. Он обогатил эстетику грязи. Его влияние огромно. В России (где с 1994 г. существует Общество Селина под председательством его переводчицы и интерпретатора Маруси Климовой) и по сей день работает немало прозаиков, пишущих «под Селина», даже если они его не читали.