Конец утопического века

(О книге И. Феста)

«Динамит — это цветок, отворяющий небеса».

Это красивое изречение принадлежит немецкому философу Эрнсту Блоху. Что оно означает?

Разрыв снаряда впереди над вражескими позициями может напомнить солдату, лежащему в окопе, гигантский чудовищный цветок. Взрыв потрясает воздух — кажется, что разверзаются небеса.

Но речь идёт не об этом. Динамит — это символ революции. Нужно взорвать всю старую, уродливую и неправедную жизнь, «сумасшедший дом общественного устройства», как выразился когда-то Роберт Оуэн, классик утопического социализма, — ликвидировать одним ударом социальную несправедливость. И тогда раскроются небеса, наступит рай на земле.

А вот ещё одна фраза, хорошо знакомая всем, кто сдавал экзамены по марксизму-ленинизму: «Насилие — это повивальная бабка всякого старого общества, когда оно беременно новым».

Двести лет назад, под стенами Бастилии, под гул и топот парижской толпы, началась эпоха массовых революционных движений, пророков светлого будущего и народных вождей, обещающих немедленно, завтра же воздвигнуть храм всеобщего благоденствия. Для этого требуется немного: повесить на фонарях аристократов, уничтожить эксплуататоров, перераспределить богатство. И вот сейчас, через двести лет после Великой Французской революции, в огромной мере предопределившей ход европейской истории, мы подводим итог целой эпохе утопических программ, обетов и разочарований.

Небольшая книжка Иоахима Феста, о которой пойдёт речь, так и называется: «Развеянный сон. Конец утопического века».

Эта книга интересна не только тем, что она подводит итог целому историческому периоду, но прежде всего тем, что она очень точно описывает настроение, которое сегодня широко распространено в Германии и прежде всего среди немецкой интеллигенции: уныние, охватившее бывших марксистов, растерянность так называемого левого лагеря, самодовольство консервативного крыла, общее чувство отрезвления, сознание того, что мы живём в обществе, которое распрощалось с иллюзиями и может обещать своим гражданам лишь постепенное совершенствование демократических институтов. Теперь даже буржуазная эпоха кажется романтической юностью. Человечество повзрослело, развитые страны мира избрали путь технологического модернизма; отказ от утопии, по мысли автора, — цена этого возмужания.

Два слова о самом авторе: публицист, историк и эссеист Иоахим Фест, которому сейчас 66 лет, приобрёл популярность своими работами о национал-социализме — книгой «Лицо Третьей империи» и особенно двухтомной биографией Гитлера, выпущенной в 70-х годах. Почти двадцать лет Фест является соиздателем влиятельной консервативной газеты «Frankfurter Allgemeine». Из других произведений этого автора я выделил бы этюды, посвящённые ключевым фигурам немецкой культуры — Вагнеру, Томасу Манну. Новой книге Феста присущи качества его прежних сочинений: литературное изящество, умение увлечь читателя блеском и простотой изложения, иногда граничащей с некоторой упрощённостью.

Слово «утопия», означающее в буквальном переводе с греческого «место, которого нет», изобретено в XVI столетии, но со временем изменило свой смысл. В наши дни это чуть ли не бранное слово. Между тем мечта о справедливом обществе владела человечеством задолго до того, как Томас Мор написал свою книгу о счастливом острове, где не ведают ненависти и нищеты. Достаточно вспомнить Платона с его утопией идеального государства философов, где, между прочим, отменена частная собственность. Много веков спустя Прудон произнесёт свою знаменитую фразу: «Собственность — это кража!». Олигархия собственников — вот где корень зла .

Идеологи так называемого научного коммунизма старательно подчёркивали разницу между историческим прогнозом Маркса и Энгельса и утопическими проектами их предшественников, от Томаса Кампанеллы, автора знаменитой книги «Государство солнца», и до утопистов XVIII-XIX веков: графа Сен-Симона, Шарля Фурье и других; сюда же можно отнести Чернышевского. Все помнят формулу Ленина: три источника марксизма — это английская политическая экономия, немецкая идеалистическая философия и французский утопический социализм. То, о чём пророчествует «Коммунистический манифест», — уже не мечта, а подлинная наука о грядущем. Пролетарская революция неизбежна; правота марксизма обеспечена его научной непогрешимостью, подобно тому, как устойчивость валюты обеспечена запасом золота в стране. Законы истории неумолимы. Тот, кто разгадал эти законы, может смело смотреть в будущее: он знает, что произойдёт с человечеством. Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.

Для Иоахима Феста, автора обсуждаемой нами книги, учение Маркса бессильно, потому что оно неверно. С этой точки зрения «научный коммунизм» — такое же иллюзорное построение, такая же утопия, как и фаланстер Фурье. Фест указывает на общую для всех социальных утопий Нового времени мифологическую основу: ветхозаветный образ избранного народа, шествующего под предводительством Моисея через пески к обетованной земле. В коммунистической утопии Маркса и его последователей в России — убеждённых атеистов — эта основа просматривается с удивительной чёткостью: избранный народ — это рабочий класс, Ленин — новый Моисей; что же касается самого Маркса — незримого вожатого, то он, очевидно, выполняет в этой новой версии Книги Исхода функции Всевышнего.

Однако центральная тема Феста — это крах утопии. Взошедшая, как на дрожжах, в условиях реального кризиса европейского общества , подогреваемая войной и нищетой, социальными и национальными обидами, утопия завладевает сердцами миллионных масс, превращается в идеологию радикальных партий, в конечном счёте становится мощным двигателем истории. Утопия приобретает агрессивные и воинственные черты. Теперь это не что иное как идеология тоталитарного государства. Победив в революционной борьбе, чудовище не насыщается; оно начинает пожирать свой собственный народ. Оно лишает своих граждан всех свобод, отнимает у них всякую инициативу. И тогда становится понятно, почему эта якобы реализовавшаяся утопия не в состоянии исполнить то, что она обещала. Потому что, в конечном счете, она игнорирует человеческую природу. И она рушится, демонстрируя собственную нежизнеспособность.

В книге Феста говорится о провале двух утопических проектов нашего времени; можно согласиться с автором, что это — главный итог двадцатого века. Итог, что и говорить, положительный, исторически необходимый — и вместе с тем не такой уж радостный. Ибо речь не только о позорном конце двух тоталитарных монстров. Речь идёт о крушении великой мечты.

Мы сказали: два монстра. Как и следовало ожидать, автор книги о «развеянном сне» включил в список обанкротившихся мессианско-утопических идеологий немецкий национал-социализм. Не станем вдаваться в несколько надоевший спор о том, насколько велико было сходство или несходство коммунизма и нацизма, Советского Союза и гитлеровской Германии. Для Иоахима Феста важен общий для обеих идеологий утопический знаменатель. Но если коммунизм призывал разрушить старый мир во имя лучезарного будущего, когда история, в сущности, прекратится, то с нацизмом дело обстояло сложнее. Его утопия находилась одновременно и позади, и впереди истории. Вот что пишет об этом Фест: «Агрессивная утопия национал-социализма, который впитал в себя многоразличные, произвольные, расплывчатые и сентиментально окрашенные воспоминания о вчерашнем дне, не была обращена только к прошлому. Его глашатаи уверяли, что они хотят восстановить мировой порядок, расшатанный христианством, просвещением, индустриализацией и либерализмом. Отсюда проповедь возврата к земле, к здоровому крестьянству, заклинания о крови и почве, первобытные ритуалы и древнегерманские судилища, весь этот маскарад с освящением знамён, вся эта мистика смерти, словом, жажда вернуться в докультурное состояние и выпадение из всякой истории. Но одновременно с этим, противореча самому себе, нацизм обнаружил безудержное футуристическое честолюбие. Самые большие корабли, самые быстрые самолёты, моторизация народа — во всём этом он видел свою особую заслугу и превозносил техническое превосходство своего государства».

По разным причинам гибель нацизма подняла акции коммунистической утопии. Даже когда с Советским Союзом уже было всё ясно, когда всему миру стало известно, какой ценой был построен в этой стране государственный социализм, что представляет собой в действительности этот социализм, — поборники утопии всё ещё утешали себя тем. что Сталин исказил замечательную идею. Другие верили в так называемый Третий путь — между социализмом и коммунизмом.

Между тем развитые страны вступили в эпоху, которую можно назвать уже посткапиталистической. Социология Маркса устарела, его предсказания потеряли смысл. Настал день, когда рухнул и блок социалистических стран во главе с Советским Союзом. Рухнула — так, по крайней мере, считает Иоахим Фест — последняя великая и чарующая утопия.

«С закатом утопических систем, — заключает он свою книгу, — систем, которые привели в действие небывалые силы, но и породили слепоту, страх и злодеяния, — кончается многое. Рассыпается в прах необозримое наследие теорий, умствований и ожиданий, наследие опьянения, бегства от жизни и утешения. Никто не ведает, что придёт ему на смену».

Праздник утопической мысли окончился. Пора собирать разбитую посуду, обломки чаш, испитых до дна. За окном брезжит хмурое утро нового века. Можем ли мы, однако, утверждать, что утопизм как общественное настроение окончательно исчерпал себя? Это означало бы глубокое постарение человечества. Нет, я так не думаю. И разве не бросается нам сегодня в глаза, что даже вполне трезвая концепция рыночного предпринимательства на западный манер принимает в бывшем Советском Союзе — стране провалившейся с треском утопии — новые утопические и чуть лине мессианские черты?