Она и он

NN отличался мечтательностью. Конечно, как всякий гражданин, он имел имя и фамилию. Но он был таким обыкновенным человеком, так был похож на других граждан, спешащих в утренней тьме к остановке автобуса, на пассажиров в вагоне метро, на своих коллег по конторе, что ничего не изменится, если мы будем просто называть его NN. Итак, он был мечтателен – единственная, быть может, черта, придавашая его натуре некоторое своеобразие, – и каждое утро, бреясь и подходя к окну, представлял себе, как он вечером наберётся смелости и пригласит на ужин женщину, которая блуждала за окном квартиры напротив.

NN работал – постараемся точно назвать его должность – заместителем старшего делопроизводителя управления плановых перевозок министерства госимуществ. Он работал там много лет, сначала помощником делопроизводителя, потом был повышен в должности, потом поднялся ещё на одну ступень – и мог с закрытыми глазами доехать до места службы, мог целый день просидеть за столом, сверять сводки, подшивать ведомости и отвечать на телефонные звонки, не открывая глаз, мечтая о том, как он в воскресенье соберётся и поедет на целый день за город.

Вечером он возвращался домой, входил во двор, где не было ни единой травинки, поднимался по щербатой лестнице. Дом был многоэтажный, лишённый каких-либо признаков того, что принято называть архитектурой; бывший доходный дом, как две капли воды похожий на соседние. NN готовил себе ужин, потом лежал на диване с закрытыми глазами или сидел перед телевизором, переключая один за другим двадцать каналов. К тому времени, когда он доходил до последней программы, первая успевала смениться; так проходил вечер. По выходным дням NN занимался уборкой своего жилья.

Однажды он забрёл в другой район и очутился возле птичьего рынка. Он ходил в толпе среди свиста, щёлканья, щебета, вдоль столов, табуреток и старых ящиков, за которыми стояли продавцы с клетками, и ему захотелось изменить свою жизнь. Он вошёл к себе в комнату, держа в одной руке пакетик с кормом, а в другой – проволочное сооружение; вечером он накрыл клетку, как ему велели, тёмным покрывалом, чтобы свет не мешал птичке, а в ближайшее воскресенье приобрёл настоящую клетку с жёрдочкой, зеркальцем и каким-то подобием зелени. Птичка оказалась весёлой и послушной, охотно ела корм, пила воду, утром щебетала, вечером спала и, по-видимому, не страдала от одиночества, так как видела в зеркале другую птичку, точно такую же, как она.

Продавец не обманул его; птичка была ещё птенцом. За несколько недель она заметно подросла, научилась сидеть на жёрдочке, поворачивать голову навстречу хозяину и смотреть на него сбоку круглым загадочным глазом. NN отворил дверцу, чтобы дать ей полетать в комнате. Птичка колебалась. «Ну, давай, – сказал он. – А то закрою, и останешься сидеть». Птичка закружилась под потолком, закачалась на люстре, уселась на телевизоре, почистила пёрышки, снова вспорхнула, это было очень весело. Он насыпал ей крошек на стол, и они вместе поужинали.

Птичка продолжала расти, теперь она только ночевала в клетке. Как-то раз NN пришёл с работы в дождливый, слякотный вечер, плюхнулся на диван, птичка строго поглядела на него. Он понял: она была недовольна тем, что он не снял грязную обувь. Вечером они вместе смотрели телевизор. Наступила зима. В комнате стояла разукрашенная ёлка. Хозяин зажёг свечи. Птичка отказалась от мысли устроиться на ветке, так как это было опасно. Шампанское ей не понравилось. С красным шёлковым бантом на шее – подарок NN – она клевала конфеты, он поднял за её здоровье оба бокала и поздравил птичку с Новым годом.

Оттого что она стала взрослой, птичка не любила летать. Она расхаживала по комнате, повязав передник, обмахивала пыль с мебели, протирала полки с книгами, потом отдыхала, сидела на подоконнике и смотрела во двор. NN спросил: не хочет ли она прогуляться? Вероятно, она скучает по лесу? Птичка ничего не ответила. Он открыл окно, была весна. «Хочешь, мы в воскресенье поедем за город, – сказал он. – Плюнем на всё и махнём куда-нибудь подальше. Возьмём с собой еды. А то даже, – прибавил он, – если хочешь, если тебе надоело, я могу тебя отпустить». Он сказал это и испугался. Птичка могла поймать его на слове. Он подумал: вот сейчас она сообразит, в чём дело, и... Птичка махнула крыльями, надменно повела носом, спрыгнула с подоконника и уселась смотреть вечернюю спортивную программу.

Неделя кончилась, апрель был в полном цвету, это чувствовалось по необыкновенному запаху, который проникал через распахнутое окно в комнату: где-то очень далеко цвели луга. Птичка сидела в кресле, загородившись раскрытой газетой, на носу у неё были очки; она читала политические новости. NN крался по комнате со стулом. Птичка перевернула газетный лист, он услышал, как она щёлкнула языком. NN встал ногами на стул, покосился на птичку, шагнул со стула на подоконник , взмахнул руками и улетел.