Ответ на анкету газеты «DIE ZEIT»

(28 декабря 2001)


Главный и, похоже, единственный заслуживающий внимания результат, к которому пришла футурология – наука о предсказании будущего, есть осознание того, что будущее непредсказуемо. Всякая Общая Теория Гадания, если таковая будет создана, должна будет исходить из того, что вероятность осуществления пророчеств тем выше, чем мягче язык, на котором они формулируются. В отличие от традиционных – и более удачливых – предсказательных систем, будь то гадание по внутренностям животных, по звёздам или на кофейной гуще, футурология пользовалась более жёстким языком, иначе говоря, выдавала конкретный прогноз будущего, чем и объясняется её крах. Достаточно вспомнить предсказания о нашем времени, которые делались полвека назад, чтобы вполне в этом убедиться. Дело не в том, что то или иное пророчество не сбылось, дело в том, что в эти десятилетия произошло нечто ни одному пророку не снившееся.

И всё же реальность будущего, уверенность в том, что завтрашний день в каком-то смысле уже существует, нужно лишь суметь угадать его невидимое прИсутствие, – становятся всё ощутимей; афоризм Петера Вейса «Denke daran, dass heute morgen gestern ist» звучит тем тривиальней, чем стремительней уносится прочь наша жизнь, чем лихорадочней темпы развития общества, чем быстрее будущее становится настоящим, настоящее превращается в прошлогодний снег.

Рассмотрим два коронных тезиса: 1) биологические науки в недалёком будущем радикально вмешаются в природу человека, окончательно дискредитируют религию, опрокинут традиционную мораль; 2) вся область духа, уже теперь оттеснённая на обочину научно-техническим и биотехническим прогрессом, потерпит решительное фиаско, если не вовсе окажется ненужной роскошью. Результат того и другого – супер­цивилизованное варварство.

Пожалуй, аналогии можно отыскать в историческом прошлом, на которое взирает с таким презрением дух нового сциентизма. «Общее поучение», прилагаемое к третьей книге «Начал» Ньютона, гласит: «Изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не может произойти иначе как по намерению и во власти могущественного и премудрого Существа». Наука XVII века отнюдь не ставила своей целью низложить Бога, – упаси Бог! Напротив, она верила, что наблюдение и опыт убедительнее, чем умствования схоластов, доказывают величие и мудрость Творца. Тем не менее в мире, который Лейбниц именовал horologium Dei (часовым механизмом Бога), Всевышнему нечего было делать: часы, однажды пущенные в ход, шли сами собой. Триумф позитивных наук, если не биологических, то таких, как математика, механика и астрономия, заставил в ужасе отшатнуться духовную культуру и гуманитарное знание, как их понимали в те времена, – поразительное сходство с нашим временем.

При всём нашем скептицизме приходится, размышляя о будущем, опираться на всё тот же метод скомпрометированной футурологии – экстраполяцию. История науки убеждает, что прогресс науки с некоторых пор становится неудержим. Можно по-разному использовать её достижения, замедлить или ускорить их продвижение, можно употребить их во зло – чем дальше, тем эффективней, – но остановить научное исследование невозможно. Другой урок прошлого, не принятый во внимание творцами универсальных историософских построений, состоит в том, что малозначительные на первый взгляд, почти не замеченные современниками открытия подчас преображают общество радикальней, чем войны и социальные революции. Достаточно сослаться на открытие электромагнитной индукции или изобретение двигателя внутреннего сгорания.

Что противопоставить этим соображениям, в сущности, укрепляющим наш пессимизм? Я не верю в то, что религии удастся отстоять традиционную мораль, и не верю, что мораль спасёт от угасания традиционную религию. Ещё меньше можно рассчитывать на то, что немногие острова духа, которые всё ещё удаётся защитить против агрессии рынка, вновь займут подобающее им место в жизни общества и рядового человека. Но я знаю – как всякий прошедший школу естествознания, – что человеческий организм чрезвычайно консервативен. По-видимому, не меньше ста тысяч лет прошло с тех пор, как человек прекратил свою биологическую эволюцию, – к счастью, как выясняется. Представители всех известных нам цивилизаций биологически ни на иоту не отличаются от нас. Этот консерватизм, это упорство жизни, вечно изменчивой и всегда одной и той же, даёт право надеяться, что человек сумеет по крайней мере отстоять свою физическую природу от всех попыток её перекроить.