Проза о прозе
к рассказу «16 января 192*»

Это – не комментарий для недоумевающего читателя, но скорее «опыт литературы» (Бланшо), требующий от автора уяснить себе кое-что, избегая аллегорических толкований, которые прямо-таки напрашиваются в рассказе.

Повествователь остаётся анонимным, неизвестно и не важно, кто он такой. Юнец, у которого всё впереди.

Действие происходит после победы над иноземным завоевателем, которую ещё не отличают от поражения, великой победы государства над собственным народом, когда миллионы раненых, искалеченных, полумёртвых, полуживых возвращаются с полей войны в эшелонах, меченых красными крестами в белых кружках вагонов, на госпитальных судах, в тряских телегах, в колоннах санитарных фургонов по залитым грязью дорогам. Вырисовывается, словно наведённое на фокус, конкретное место действия – город детства, бывший доходный дом с его кишечником – этажами лестниц, лабиринтами коммунальных квартир, коридоров, кухонь, где шарахаются от постороннего взгляда тени умерших обитателей.

Что касается времени, оно здесь, можно сказать, главный герой, распорядитель происходящего, о чём и предупреждает эпиграф из Элиота; время – это Будущее.

Будущее прячется в будущем; тавтология оказывается необходимой для того, чтобы описать природу этой стихии – незримой реальности, которая существует, ещё не существуя, и как будто уже готова распахнуть дверь, споткнуться о порог. Призрачная прозрачность надвигающегося грядущего обманчива, непостижима и порождает экзистенциальный страх. И как оправдание этого страха – маскированная, вся в чёрном, гостья, незваная, словно сама судьба, является на именины к рассказчику.

В замкнутой цитадели прошлого, – ведь дом – это воплощённое прошлое, – оба, именинник и пришелица, предоставлены самим себе. Не в силах противиться демоническому шарму самозванной подруги, повествователь ещё не догадывается, что его страх и трепет – не что иное, как страх перед роком, другими словами, страх перед женщиной, ведь пол, – это тяжкий долг. Страх, а не вожделение, тотчас подавляемое, господствует над его переживаниями, страх, не отличимый от страха смерти. Вдоль перил наверх, по ступеням лестниц, истоптанных поколениями, мимо обиталищ, населённых тенями, вцепившись в послушную руку жертвы костлявой рукой, судьба, которая явилась в образе женщины, облачённой в траурный шёлк, страстной и нетерпеливой, увлекает за собой. И сон, сразивший любовников после объятий, нашёптывает автору сюжет этой короткой повести.