SENILIA
лат.: стариковское

Я понимаю, что намерение подвести итоги собственной жизни представляет собой задачу, в которой самодовольство, если не откровенная самовлюблённость, оказывается математической функцией проекта. Надо быть начеку. Итак, начнём благословясь.

Я зовусь Геннадий Моисеевич Файбусович. Моё паспортное имя Героним — диковинный гибрид древнееврейского имени моего деда Грейнем и греческого Иероним. Я родился в январе 1928 года, как Онегин, на брегах Невы, в Санкт-Петербурге, тогдашнем Лениграде. Моя мать была пианисткой, выпускницей Петроградской консерватории. Происходила она из белорусского Гомеля, а мой отец, служащий, был родом из городка Новозыбков Брянской губернии, в черте оседлости евреев, отменённой после Февральской революции Временным правительством. Оба, мама и папа, знали друг друга с отроческих лет.

Я был рожден и вырос в русском языке и музыке. Через два года после моего появления на свет родители переехали в Москву. Здесь прошли мое детство и значительная часть моей жизни. Здесь же умерла, 34 лет от роду, от болезни сердца моя мама. Мне было 6 лет. Мой овдовевщий отец остался со мной, подобно тому, как много десятилетий спустя, потеряв Лору, я остался с нашим сыном.

Меня воспитывали мой отец и домработница, русская крестьянка Анастасия Крылова. Она любила меня. Её образ навсегда сберегла моя память. В 8 лет, тогдашнем школьном возрасте, папа отвел меня в первый класс. Но я уже с четырёх лет умел читать и писать, и меня перевели во второй класс. В нашем Большом Козловском переулке и в школе бушевала фашистская революция полууголовных подростков- садистов... Эту страшную школу я описал в рассказе под названием «Похож на человека». Последние предвоенные зиму и весну я провел лесной школе-интернате в подмосковных Сокольниках

На рассвете 22 июня 1941 началась война. Об этом объявил по радио Молотов. Вождь куда-то делся, как оказалось, скрывался на своей даче-крепости в Кунцеве, в полной растерянности и прострации. Лишь спустя полторы недели услыхали его кишечный голос. Был создан Комитет обороны во главе со Сталиным, туда вошли Ворошилов, Будённый, еще кто-то. Люди эти собирались воевать с тевтонским полчищем на тачанках и верхом с саблями наголо. Кроме того, должен был подняться на защиту первого в мире государства рабочих и крестьян германский пролетариат. Но об этом, разумеется, помалкивали. Вся марксистско-ленинская мифология в одночасье полетела на помойку.

Незадолго до начала войны отец мой женился на Фаине Моисеевиче Новиковой, вдове расстрелянного в Тридцать седьмом году, и усыновил её маленького сына.

Я не пишу историю моей жизни, ограничусь немногим, чему оказался современником, отчасти свидетелем. В первые недели июня папа вступил в московское народное ополчение, наспех организованное войско, состоявшее из никогда не державших в руках оружие добровольцев. Между тем враг неудержимо рвался вперёд. Никто не знал, что красноармейцы массами сдаются в плен. Настала первая военная зима, необычайно суровая. Словно ленивый русский Бог опомнился, соскочил с лежанки и, подтянув порты, бросился спасать свой несчастный народ. Ополчение, брошенное на произвол судьбы штабным начальством, вместе с несколькими регулярными армиями попало в окружение между Вязьмой Смоленском. Папа после долгих блужданий в снегах был одним из очень немногих, кому удалось уцелеть.

Враг приблизился к Москве. Мы, то есть двое детей и моя названная мать, были эвакуированны из столицы в Татарскую республику и оказались в селе Красный Бор на Каме.

Я стал писателем в детстве. В эвакуации поступил в сельскую среднюю школу, стал единственным посетителем превосходной, кем-то собранной местной библиотеки и превратился в образцового графомана. Писал все что угодно, от стихов до прозы, от русской художественной и переводной литературы до квази научных и литературно-критических статей, выпускал собственную газету, трудился над самодельной Краткой Астрономической Энциклопедией и т. п. Наконец, вел с увлечением литературную переписку со своим многоюродным дядей, студентом Энергетического института, эвакуированного на Урал. Восстановил заочно свой немецкий язык, забытый с дошкольных времен. Дальше возвращение в Москву, рабочий в Центральном газетно-журнальным почтамте. Дальнейшие мои воспоминания, полагаю, дают мне право повторить фразу Юрия Тынянова: «Я чувствую, как история переливается через мою жизнь».

Филологический факультет Московского университета, закадычный друг, студент, принадлежавший тогдашнему МГБ, Всеволод Колесников, оказавшийся провокатором. Ночной арест, внутренняя тюрьма на Лубянке, спецкорпус Бутырской тюрьмы, приговор так называемого Особого совещания — восемь лет рабовладельческого исправительного лагеря. Всё это не раз описано мною.

Не стану продолжать. Достаточно будет сказать, что эмиграция в 1982 году в Федеративную Республику предоставила мне и моей семье убежище и возможность построить новую жизнь и целиком отдаться литературе. И вот, дожив до Мафусаиловых лет, я сижу в одиночестве и обозреваю книжные полки с рядами моих многочисленных изделий, о которых трудно сказать, заинтересуют ли они кого-либо, заинтересуют ли тех, кто придет после нас.

Я человек не религиозный. Хочу все же старинной причей заключить эти записки.

Жил некогда человек, который хотел свою жизнь устроить по-божески и в ответ получил обещание, что Бог его не оставит. Под конец, достигнув преклонных лет, он спросил у Предвечного: «Можно ли удостовериться?» — «В чем», — спросили у него. «В том, — сказал человек, — что ты на самом деле прошагал рядом со мной весь мой путь». И ему приснился сон, это была пустыня, и действительно, рядом с его собственными следами на песке виднелись следы двух других ног. И следы спутника бок о бок с его следами уходили к горизонту. Как вдруг дорога пошла вверх, и следы от ног провожатого исчезли. Следы одинокого путешественника поднимались по крутому склону. Потом стали спускаться, и опять рядом появилась вторая пара следов. «Ты меня обманул! — вскричал старик. — Ты шел со мною, пока идти было легко. А когда путь становился труднее, когда надо было карабкаться вверх и я стал задыхаться, ты бросил меня на произвол судьбы, твоих следов больше не было рядом со мной».

И Голос ему ответил: «Это оттого, что я нёс тебя».