Тот, кто отважился


Случай спас Гитлера 8 ноября 1939 года, когда диктатор покинул мюнхенский зал «Бюргерброй» за восемь минут до того, как адская машина, изготовленная столяром Георгом Эльзером и замурованная в основание столба, разнесла в щепы трибуну.

Случай спас вождя 13 марта 1943 г. на пути из штаба войсковой группы «Центр» в ставку в Восточной Пруссии, когда две бутылки из-под ликёра со смесью тетрила и тринитротолуола не взорвались.

Случай позволил Гитлеру избежать смерти в берлинском Цейхгаузе на выставке трофейного русского вооружения. Барон Кристоф фон Герсдоф, должен был сопровождать фюрера, в кармане у Герсдорфа лежало взрывное устройство, рассчитанное на 10 минут. Но Гитлер спешил и неожиданно ретировался.

Капитан Аксель фон дем Бусше-Штрейтхорст вызвался взорвать себя и фюрера во время демонстрации новых моделей форменной одежды для армии, но за день до покушения вагон с экспонатами был разбит при воздушном налёте. Лейтенант Эвальд Генрих фон Клейст предполагал расстрелять Гитлера во время совещания в Берхтесгадене. По случайному поводу охрана в последний момент не пропустила Клейста на виллу. Ротмистр фон Брейтенбух не сумел выполнить своё намерение убить вождя, так как был задержан эсэсовцами из-за какого-то пустяка.

Случай – слепое божество истории. Можно спросить, что изменилось бы, если бы одно из задуманных покушений увенчалось успехом. Изменилось бы многое. И даже если бы планы заговорщиков осуществились 20 июля 1944 года, ход истории бы сместился.

Когда полковник Штауфенберг, подъехав к вахте внутреннего оцепления «Волчьей норы», увидел, как за деревьями взвилось облако дыма, услыхал гром взрыва, успел заметить, что кто-то бежит с носилками к бараку для совещаний, – у него не осталось ни малейших сомнений в том, что Гитлера разорвало в клочья. Но каннибал остался жив.

Летом предпоследнего года войны расправиться с Гитлером и его режимом собирались уже не одиночки: это был разветвлённый комплот, в котором, кроме высших офицеров, участвовали дипломаты, юристы, теологи, священники. В нём были замешаны представители знати и выходцы из среднего класса. Существовал подробный проект переворота. Два мозговых центра – кружок Гёрдлера в Берлине и Крейсауский кружок графа Мольтке в Силезии – разработали планы будущего политического устройства страны. Заговорщики надеялись заключить мир и спасти отечество от окончательного разгрома. Напрасно: Германия была обречена. Планы оккупации, расчленения страны, территориальных уступок Сталину и т.д. не подлежали пересмотру. И всё-таки бойня кончилась бы на десять месяцев раньше, убитые не были бы убиты, уцелели бы города. Облик послевоенной Европы был бы несколько иным.

Но было ещё одно обстоятельство, и оно делает историю 20 июля трагедией большого стиля. Была особая побудительная причина, заставившая однорукого полковника подложить портфель с бомбой под стол совещания в «Волчьей норе». На эту причину указывает название вышедшей недавно книги К. Крокова «Вопрос чести» (Eine Frage der Ehre. Stauffenberg und das Hitler-Attentat vom 20.Juli 1944. Berlin 2002).

Прусские фамилии на -ow произносятся без этого «w», но в русской транскрипции обычно воспроизводятся на славянский манер: Вирхов, Гуцков, Бéлов, Флотов. Известный не только в Германии публицист и историк Кристиан граф фон Кроко(в), старинный померанский дворянин, после войны потерявший родовое поместье и проживающий в Гамбурге, принадлежит к тем, кто первыми выступил за признание границы на Одере–Нейссе как условие примирения с Польшей. Биография полковника Штауфенберга вышла в серии «Книги для следующего поколения». Это не первое жизнеописание Штауфенберга; о людях 20 июля написано много; небольшая по объёму книга Крокова сообщает не так уж много нового, её преимущества – сжатость, прекрасный стиль, ценные подробности. Автору интересен и важен моральный аспект всей этой истории – вопрос сохранения человеческого достоинства в преступном государстве.

Клаус Филипп Мария Шенк граф фон Штауфенберг, родившийся в 1907 году, принадлежал к швабскому роду, который восходит к началу XIV века. Штауфенберг был воспитан в аристократических традициях свободы и дисциплины. Несмотря на слабое здоровье, он избрал традиционное для своей среды военное поприще; муштра, постоянные упражнения, конный спорт и незаурядная сила воли превратили его в крепкого, физически отлично подготовленного офицера. Штауфенберг был высок, строен, мужествен, отличная выправка, отменные манеры. В юности вместе со своим братом Бертольдом он был членом кружка Стефана Георге и сохранил на всю жизнь любовь к этому эзотерически-выспреннему поэту, наделённому даром предвидения, близкому к настроениям, которые можно аттестовать как профашистские. Вместе с тем – чему есть немало свидетелей – граф Штауфенберг был начисто лишён офицерского высокомерия и дворянской спеси. Товарищи его любили, о женщинах и говорить нечего. В 25 лет он женился. Брак был счастливым, родились три сына и две дочери – младшая через полгода после смерти отца.

Чтобы сделать военную карьеру после 1933 г., а тем более в годы войны, членство в нацистской партии не требовалось. Клаус Штауфенберг никогда не состоял в её рядах, он придерживался старинного правила: немецкий офицер исполняет свой долг, защищая отечество, политика – не его дело. По-видимому, Штауфенберг долгое время верил, что в Третьей империи можно сохранить своё достоинство, делать своё дело и оставаться вне политики. Он был пылким, романтическим патриотом и профессиональным военным. В январе 1933 года, когда Гитлер стал рейхсканцлером, Германия имела 100-тысячное войско без современного вооружения и без воздушного флота; через пять лет она стала сильнейшей военной и авиационной державой Европы. Невозможно было не заметить, что идёт подготовка к большой агрессивной войне. Но потери и унижения, причинённые Версальским договором, были слишком болезненны, чтобы идея реванша не привлекла очень многих. С другой стороны, была ликвидирована безработица и существенно повысился уровень жизни. Гитлер аннексировал Австрию, присоединил под лозунгом «домой в рейх» все или почти все области с немецким населением, без труда захватил значительную часть Польши, наконец, поставил на колени наследственного врага – Францию. Условия капитуляции были продиктованы в лесу под Компьенем, там, где в ноябре 1918 г. заключено было унизительное для Германии перемирие, и даже в том же самом железнодорожном вагоне. Всё это не могло не произвести впечатления – и не только на вояк.

Штауфенберг участвовал в польском и французском походах, затем был откомандирован на Восток. Летом 1941 года, почти день в день с вторжением Великой армии Наполеона в 1812 г., вермахт напал на Россию. Последний товарный состав с поставками сырья и продовольствия для Германии про­сле­довал в третьем часу самой короткой ночи через Брест-Литовск на территорию генерал-губернаторства; через сорок пять минут войска, засевшие вдоль границы, под гром и свист артиллерии, в мертвенном сиянии повисших в небе осветительных ракет, покинули свои позиции. Армия двинулась всей трёхмиллионной громадой по трём главным на­пра­влениям фронта про­тяжённостью в две тысячи четыреста кило­метров.

Как известно, война поначалу была чрезвычайно успешной. Чуть ли не в первые недели сдалось в плен несколько миллионов красноармейцев (общее число советских военнопленных к исходу войны составило 5,7 млн.). Была захвачена уйма вооружения, оккупирована громадная территория. К концу сентября фронт проходил от Ладожского озера до Азовского моря, были заняты Киев, Смоленск, Новгород, блокирован Ленинград. Рано ударившие холода сковали грязь на дорогах, что способствовало дальнейшему успе­шному продвижению; пали Харьков, Курск, Вязьма, Калинин; вскоре пере­довые части армейской группы «Центр» оказались в пятнадцати километрах от Москвы. Взять Москву не удалось, как не удалось закончить к зиме и всю кампанию. Здесь не место рассматривать вопрос, почему Гитлер не победил в первые же месяцы. Так или иначе, слишком многое оказалось для немецкого командования неожиданным. Красная Армия показала себя отнюдь не такой слабой, как представлялось после крайне неудачной агрессии СССР против маленькой Финляндии. Тяжким сюрпризом была умело организованная партизанская война на занятых территориях. Людские ресурсы России казались неисчерпаемыми; советские военачальники не щадили солдат. Поражали масштабы этой страны. Во Франции продвижение на 400–500 километров уже само по себе означало победу. В России, сколько ни отступал противник, в тылу у него оставались огромные пространства. Кроков цитирует одно из военных донесений: «Vor uns kein Feind und hinter uns kein Nachschub» (Перед нами не видно врага, а позади нас нет подвоза). Снабжение огромного фронта становилось всё труднее. Состояние дорог – ниже всякой критики. Советское командование, продолжает автор книги, совершило ошибку, ввязавшись в открытые бои с превосходящими силами врага в приграничных районах, вместо того, чтобы использовать преимущество России – колоссальную глубину её тыла, как это сделали в 1812 году главнокомандующий Барклай де Толли и продолживший его тактику Кутузов. Это стоило Красной Армии неисчислимых потерь. Но и для немцев гигант на Востоке, якобы готовый пасть к ногам фюрера, оказался ловушкой.

Когда, при каких именно обстоятельствах талантливый, чрезвычайно исполнительный и неутомимый штабист сделался врагом вождя и режима, сказать трудно; уже в 41 году от Штауфенберга слышали такие выражения, как «коричневая чума». Но прежде, добавлял он, надо выиграть войну. Такова была эта странная логика: сперва одержим победу, а потом покончим со сволочью. В дни сталин­град­ской катастрофы настроение было уже иным. На вопрос фельдмаршала Манштейна (которого Штауфенберг пытался склонить к участию в заговоре), что делать с фюрером, Штауфенберг ответил: «Убить!».

Тем временем он получил очередное повышение и в начале 1943 г. был переведён с Восточного фронта в Северную Африку, в танковый дивизион на долж­ность первого штабного офицера. Африканский корпус Роммеля, остановленный в октябре под Эль-Аламейном, на границе Ливии и Египта, войсками английского фельдмаршала Монтгомери, отступал на запад. Дивизион вёл отчаянные бои, горящие танки представляли далеко видимую цель для самолётов. Штауфенберг ездил от одного подразделения к другому и, стоя в открытом автомобиле, отдавал приказания. В открытом поле близ Меццуны, в пяти­десяти километрах от побережья, 7 апреля 43 года машину атаковал на бреющем полёте аме­риканский бомбар­дировщик. Штауфенберг, успевший выскочить из машины, был тяжело ранен.

Из полевого лазарета он был переправлен в Тунис, оттуда в Италию и, наконец, прибыл 21 апреля в Мюнхен, в клинику на Лацареттштрассе. Штауффенберг лишился правой руки, двух пальцев левой руки и левого глаза. Он научился самостоятельно одеваться и даже завязывать шнурки от ботинок. После трёхмесячного лечения он возвратился в строй – в чине полковника, на весьма ответственном посту начальника штаба общевойскового Управления верховного командования в Берлине. Управление находилось на Бендлерштрассе (ныне улица Штауфенберга) и носило неофициальное название «Бендлер-блок». Сейчас туда водят туристов.

Шеф Штауфенберга генерал Фридрих Ольбрихт был главной фигурой военного антигитлеровского заговора, разработал детальный план восстания (под кодовым названием «операция Валькирия») и, зная о настроении Штауфенберга, устроил его новое назначение в Бендлер-блоке. Была налажена связь с людьми Гёрдлера и Мольтке. В сентябре Штауфенберг вновь увиделся с Геннингом фон Треско, который стал теперь генералом. Было ясно, что совершить переворот невозможно, не обезвредив Гитлера. Времена, когда фюрер появлялся перед народом, давно прошли; теперь он скрывался под надёжной охраной в альпийской крепости Берггоф или в лесах Восточной Пруссии, в «Волчьей норе».

Проникнуть туда могли только военные. Но совершить покушение на главу государства, да ещё в самый критический момент, когда отечество с трудом отбивается от врага, наступающего с трёх сторон? Для офицера, первой и второй заповедью которого были верность и повиновение, это означало нарушить военную присягу. Не говоря уже о том, что убийство, вдобавок связанное с гибелью других, противоречило христианским убеждениям участников заговора. На это Штауффенберг, взявший на себя главную задачу, ответил так: «Пора, наконец, приступать к делу. Тот, кто отважится на такой поступок, должен отдавать себе отчёт в том, что скорее всего он войдёт в немецкую историю как изменник. Но, отказавшись, он станет изменником перед лицом своей собственной совести».

Он мог воспользоваться тем, что время от времени был обязан присутствовать на обсуждениях военного положения у вождя. Наступил 1944 год. То и дело приходилось откладывать задуманное. Дважды Штауфенберг приезжал в Берггоф с бомбой в портфеле. В середине июля Гитлер прибыл в «Волчью нору». Ставка находилась в шести кило­метрах от аэродрома. Её окружали три заградительных зоны. Три контрольных поста проверяли каждого въезжающего и выезжающего. Собственно «норой» был подземный бункер фю­рера; семиметровое бетонное покрытие гарантировало безопасность при воздушном налёте на случай, если бы местонахождение главной штаб-квартиры стало известно английским лётчикам. Поодаль от бункера находились помещение для адъютантов и барак, где бóльшую часть занимала просторная комната в пять окон с массивным, шестиметровой длины столом на двух тумбах. Барак был деревянный, крыша бетонирована, стены проложены стекло­ватой.

Уже на следующий день после приезда Гитлера Штауфенберг, отвечавший за со­стояние резервной армии, которую предполагалось использовать в случае вторжения русских на территорию рейха, был вызван на совещание в ставку. Есть фотография, сделанная 15 июля: фюрер направляется в барак, перед ним склонился кто-то, справа с папкой для бумаг ждёт фельдмаршал Кейтель, слева, вытянувшись по-военному, стоит 37-летний полковник граф Шенк фон Штауфенберг. Ему остаётся жить пять дней, Гитлеру – девять месяцев. Покушение и на этот раз сорвалось. Но спустя несколько дней Штауфенберг получил приказ вновь явиться для доклада в четверг 20 июля.

Он прибыл в «зону I» в 11 час. 30 мин., имея при себе портфель-папку с документами для доклада, в сопровождении адъютанта, оберлейтенанта Гефтена, который нёс второй портфель, где в двух бумажных пакетах лежали тетри­ловые бомбы, каждая весом в килограмм, с детонато­ром, рас­считанным на взрыв через тридцать минут после включения. Вылезая из машины, Штауфенберг велел шофёру ждать: в 13 часов он должен возвратиться на аэродром.

Выяснилось, что совещание переносится на полчаса раньше; фюрер намеревается встретить прибывающего с визитом в Берлин итальянского дуче Муссолини. Это означало, что времени на включение взрывчатого устройства остаётся впритык. Вместе с Гефтеном Штауфенберг вышел в отдельную комнату. Один пакет успели переложить в портфель графа, когда в каморку неожиданно заглянул дежурный фельдфебель. Второй пакет остался в сумке адъютанта. Искалеченной левой рукой, помогая себе зубами, Штауфенберг с по­мощью специально изготовленных щип­цов вскрыл ампулу с кислотой, вставил в предохранительный штифт и соединил с капсюлем-детонатором. После чего с портфелем под мышкой вошёл в комнату для совещаний. Обсуждение уже началось. Гитлер стоял перед большой картой, разложенной на столе, он был близорук и склонился над картой, слева от него Кейтель, справа основной докладчик генерал Хейзингер. Всего присутствовало 24 или 25 человек.

Штауфенберг стал позади фюрера, портфель поставил на пол, прислонив к одной из тумб. Затем, под предлогом, что ему нужно срочно позвонить по телефону, вышел из комнаты. Входить и выходить во время совещаний было обычным делом, никто не обратил внимания на его исчезновение.

Взрыв произошёл в 12 час. 42 мин. Автомобиль с Клаусом Штауфенбергом и адъютантом Гефтеном благополучно миновал контрольный пост первой зоны, был пропущен через второй пост, перед третьим, наружным постом остановлен. Произошла заминка. Изувеченный полковник с Рыцарским крестом на шее, с чёрной повязкой на глазу и пустым рукавом, с внушительным видом вышел из кабриолета. Штауфенбергу удалось по телефону уладить мнимое недоразумение. С поднятым верхом понеслись через лес к аэродрому, по дороге адъютант выбросил из окна второй, неиспользованный пакет с бомбой. Впоследствии он был найден поисковой группой.

На Бендлерштрассе ожидали вестей из «Волчьей норы» руководители заговора: Ольбрихт, генерал-фельдмаршал Вицлебен, командующий армией резерва генерал Фромм и другие. В начале второго часа – самолёт с Штауфенбергом ещё находился в воздухе – поступила телефонограмма из ставки от генерала Фельгибеля (посвящённого в заговор): «Случилось нечто ужасное, фюрер жив». В 15 часов «Хейнкель-111» приземлился в Берлине. С аэродрома Штауфенберг сообщил, что Гитлер убит. Был подан сигнал к началу операции «Валькирия». Но вслед за этим из ставки снова сообщили о счастливом спасении вождя. Заговорщики колебались. Наконец, Штауфенберг, задержавшийся на аэродроме, прибыл в Бендлер-блок и объявил, что своими глазами видел, как диктатор погиб. Восстание началось. Штауфенберг по телефону отдавал приказы. Началь­ники военных округов и дислоцированных вокруг столицы учёбных и резервных частей получили депешу о том, что «правительство империи, с целью поддержания правопорядка, объявило чрезвычайное положение», испол­нительная власть передаётся командованию вермахта во главе с Вицлебеном.

Между тем Кейтель (он уцелел при взрыве) подтвердил по телефону из «Волчьей норы», что фюрер остался жив, отделавшись лёгкими повреждениями. Тогда Фромм решил повернуть дело иначе: он объявил, что арестует Штауфенберга как изменника родины. Поначалу это не удалось, Фромм сам был арестован заговорщиками. Но не надолго. Спустя некоторое время ситуация изменилась. Ночью, в четверть первого, при свете автомобильных фар, расстрельная команда вывела во двор Клауса Штауфенберга и ещё нескольких человек. Последний возглас однорукого полковника был, по одним сведениям, «Да здравствует святая Германия!», по другим – «Да здравствует Германия без фюрера!». Если можно говорить о людях, сумевших восстановить престиж истории, то он – один из них.